Вскоре появился и Войтинский, улыбающийся, как будто даже взволнованный.
— Что случилось? Что такое? — бросился к нему Эльбе.— На вас лица нет, господин Войтинский! Ради бога, да отвечайте же!
— Воистину чудеса! — отвечал Войтинский.
— Что? — воскликнул Эльбе.— Какие чудеса? В чем дело?
— Точно в Кане Галлилейской! — ответил Войтинский.— Христос родился, Лжехристос!
— Боже милостивый! — в ужасе воскликнул Эльбе.— Грешно так говорить к ночи, господин Войтинский.
Появились ученики из других комнат и обступили господина Войтинского.
—• Ей-богу, правда,—повторял тот.— Водка превращается в воду, а вода в водку.
— Где? Когда? Каким образом? — удивлялись парни.
— У меня в кармане, в бутылке, в руках Александра Матвеича,— пищал Войтинский.
— Пресвятая богородица, такие слова да к ночи!— удивлялись ученики.— Но в таком случае вы сами Лжехристос, господин Войтинский. И как только мы еще живем с вами под одной крышей! Мы должны непременно сообщить об этом господину Маурусу. Скажем: «Извините, господин Маурус, но господин Войтинский — Лжехристос».
— Что, что? — взвизгнул старик.— Я Лжехристос? Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
— Иван Васильевич! — крикнул из своей комнаты Слопашев.
— Зовет,— заволновался Войтинский.— Дайте
пройти, дайте пройти, господа!
На этот раз старик пронес водку,— Эльбе, несмотря на свои длинные пальцы, так и не успел подменить
бутылку.
— Дурак ты, Иван Васильевич, вот что я тебе скажу по сердечной дружбе! — заорал Слопашев наприятеля, едва тот успел открыть дверь.— Лжехристосы они, а не мы. Вся эта школа — Лжехристос, понимаете, Иван Васильевич?
Но Войтинский, стоило ему только пригубить хмельного, переставал понимать, что ему говорят и что творится вокруг. Оттого-то с ним и происходили самые невероятные вещи.