«Я первый в Эстонии наношу тебе смертельный удар. Я первый осмеливаюсь открыто писать: тебя нет, есть только звезды, звезды, звезды! Есть только беспредельное пространство, в котором блуждает свет умерших звезд. Если ты существуешь, то воскреси умершие звезды! Верни блуждающему свету его начало, его источник. Преврати угасший аромат в свежий цветок, благоуханное имя в живого человека. Сделай так, если ты существуешь, слышишь, ты?! Но ты не сделаешь. Ты не сотворил ни этот мир, ни другие миры. Да и человека сотворил не ты, а развитие, которое идет через заврев. Ты только даешь угасать тысячам и миллионам звезд. Для чего? Ты даешь умереть единственному человеку, который должен был бы жить. Почему? Есть только один свет: тебя нет, тебя не было и не будет. Ты никогда не воскрешал Лазаря и дочь Иаира *', ты никогда не воскресил бы никого, ни единой души, как бы сильно в тебя ни верили, как бы тебе ни молились. Никогда...»
Индрек расчувствовался от собственных слов и всхлипывал, склонившись над столом. Если бы теперь господь положил руку ему на плечо и сказал: «Юноша, я воскрешу все умершие звезды, я верну земле всех се завров, только верь в меня»,— тогда Индрек, очевидно, ответил бы ему: «Господи, на что мне твои звезды и завры, ведь я не люблю никого из них».
Когда Индрек наконец лег в постель, он уснул так крепко, как давно уже не засыпал.
Утром он почувствовал себя бодрым и телом и духом. Это оказалось очень кстати, потому что его ждали тяжкие испытания.
Прошло всего два дня после выхода очередного номера ученической газеты, и Индрека позвали к господину Маурусу, который ждал его внизу, в большой комнате вместе с господином Оллино и несколькими учениками — сотрудниками газеты.
— Что это такое? — спросил господин Маурус Индрека, указывая на лежавшую на столе газету.
— Это наша газета,— ответил Индрек.
— Чья это «наша»? — спросил директор, стараясь сохранять спокойствие и деловитость.
— Учеников,— ответил Индрек.
— Кто это написал? — спросил директор и указал на статью Индрека, озаглавленную «Бог и человек».
— Я,— ответил Индрек.
— Прекрасно,— сказал директор.— Но если это вы написали, так прочтите нам вот здесь.— И он указал на отрывок, отмеченный красным карандашом.
Индрек взглянул на статью и почувствовал, что не может ее прочесть, не смеет — ему стало почему-то стыдно. Когда писал, не было стыдно, а теперь было. Это показалось ему настолько странным и неожидан