Долго висела плачущая девочка на шее у Индрека, словно не в силах была разжать руки. Слезы и смех, боль и радость слились в единый экстаз. И вдруг случилось так, что она нечаянно оперлась на свои колени и воскликнула в великом волнении:
— Мама! Мама! Я могу стоять на коленях! Я могустоять на коленях — и никто меня не держит!
Она отпустила шею Индрека, точно та обжигала ее, и простерла свои длинные, тонкие руки к потолку, продолжая кричать:
—Видишь, мама, я стою!
—Детка моя, что с тобой случилось?— в испуге воскликнула мать и, бросившись к девочке, схватила ее за руки, как бы боясь, что та упадет.
— Помоги мне подняться, мама! — попросила Тий-на.— Помоги мне подняться, я хочу встать на ноги, я чувствую, что могу стоять.
Мать подняла девочку на ноги.
— Теперь отпусти, мама,— попросила Тийна.—Дай, я постою одна, ты только смотри, как я буду
стоять одна.
Но мать не решалась отнять руки, боясь, что она упадет, и когда наконец отняла, то продолжала держать их наготове.
— Мама, ты совсем убери руки,— сказала Тийна.
— Боже милостивый, ты наконец, исцелилась! Тийна, ты будешь ходить! — воскликнула мать, видя, что девочка действительно может стоять на ногах.
Но ходить она еще не могла, попробовала было, но не получилось. Только когда мать держала ее за руки, она смогла еле-еле переступать ногами. Но и это доставило матери такую огромную радость, что она не выдержала, схватила девочку на руки, прижала ее к груди, так что та чуть не задохнулась. Она лишь еле слышно проговорила:
— Мама, я страшно устала, уложи меня в постель. И когда мать уложила ее, она почти мгновенно уснула со счастливой улыбкой на бледных губах.
Теперь в душной подвальной квартире появилось вдруг столько счастья и радости, что госпожа Ваар-ман, пож;алуй, захлебнулась бы в них, если бы не имела возможности поделиться ими с Молли и всеми знакомыми, жившими поблизости. Так она и сделала. Накинув платок, она выбежала из дому — поспешно,
словно на пожар.
Индрек как стоял посреди комнаты на коленях, так и остался — ему было совершенно безразлично, где он стоит и как. Все в нем перепуталось, душа его была точно груда развалин. Госпожа Ваарман, только что так решительно защищавшая Иисуса Христа, теперь выскочила из дома, не помянув его ни полсловом, как будто он и впрямь принадлежал лишь тем, кто нуждается в жалости и милосердии. А на что тебе жалость или милосердие, если дочь твоя уже стоит на своих ногах! Индрек отрекся от всего, а теперь стоит на коленях посреди комнаты, словно смиренно склоняется перед тем, от кого только что отрекся. Одно лишь не