За столом сидели двое — те самые господа, с которыми директор разговаривал во время ужина. У одного из них, остриженного под машинку, было чисто выбритое, плоское, изрытое оспой лицо, крепкое туловище, робкий или скорее скрытный взгляд, у второго — рыжеватые усы, красные губы, мягкие серые глаза и зачесанные назад слегка вьющиеся волосы. Первый был в сером, второй — в черном. Они сидели друг против друга за столом, мало чем отличавшимся от стола, за которым Индрек сидел когда-то в волостном правлении. Стулья в комнате выглядели даже еще более убогими, чем в волостном правлении. Стоявшая у стены простая деревянная кровать была покрыта полосатым домотканым одеялом. Единственное, что поразило Индрека, это заполнявшая почти всю стену высокая, до потолка, полка, сплошь уставленная книгами. На нее-то Индрек и поглядывал, как только улучал минутку. Но это удавалось редко, так как учителя тут же занялись проверкой его знаний. Она длилась около получаса, затем господин в сером сказал по-эстонски:
— По русскому языку и арифметике вы годитесь в четвертый, но историю, а главное — латынь вам придется подогнать. Если будете как следует заниматься, без перерыва на рождественские каникулы, возможно, в следующем семестре и догоните остальных. Ведь вы уже взрослый человек, поднажмите. Вставайте пораньше, вечером засиживаться не дают. Есть у вас деньги, чтобы уроки брать? Нет? Ну, тогда занимайтесь сами, спрашивайте товарищей, иной
раз и ко мне можете обратиться. Только не всегда, потому что я занят, а изредка.
Теперь глаза этого господина показались Индре-ку такими же мягкими, как и глаза другого, и, полный какой-то новой радости, он вышел из комнаты. Вскоре появился директор, он заглянул в комнату экзаменаторов и, выйдя оттуда, сказал Индреку:
— Господа Коови и Тимуск определили вас в четвертый, хотя, .по правде говоря, вас следовало бы направить во второй или в третий. Но вы взрослый человек, постарайтесь догнать младших. Не то после рождества пересадим вас во второй, там у меня есть один парень еще повыше и постарше вас. У Мауруса всех пересаживают, кто не занимается, кто отстает. Что же еще делать господину Маурусу, раз человек не учится. Уж если человек поступил к господину Маурусу, то пусть учится раз, пусть учится два раза, пусть учится три раза, пусть учится с рвением, пусть учится как одержимый. Ведь как работают в деревне? Как косят сено? Как жнут рожь? Пот льет ручьями! Так должен работать человек, если он поступил к господину Маурусу и если он уже верзила. Понимаете?
— Понимаю,— взволнованно ответил Индрек, он почему-то чувствовал себя невероятно счастливым.
— Вы должны отвечать: «Понимаю, господин Маурус»,— назидательно заметил директор.— Молодой человек должен быть вежливым", почтительным. Поэтому всегда говорите: «Негг директор, Негг Маурус, Herr Lehrer!» ' Но погодите, погодите! Где мы вас положим? Где найдем для вас место? Да, надо быть вежливым, почтительным. Латынь и вежливость— вот что царит в доме господина Мауруса. Латынь! Римлянин любил простор, он любил безграничный простор. Господин Маурус хоть и учит латыни, но места у него не так много, как было у римлянина.
— Негг Оллино, Негг Оллино! Где нам найти место для этого римлянина, где ему поставить свой сундучок?
Господин учитель (нем.).