Когда были завры, тогда был и сверхчеловек, все огромнре вместе. Только кости сверхчеловека еще не найдены, а если и найдены, то не опознаны и считаются костями какого-нибудь завра по имени гомогип-пус. Вот именно! Гомогиппус это сверхчеловек. Естественно! Все огромное было в прошлом, ведь и сам земной шар и все, что связано с ним день ото дня становится все меньше и меньше. Были завры, был Суур-Тылль * и Калев со своими сыновьями и Линдой, которая наплакала целое озеро, был Якобсон и Иоанн-креститель с Христом, был Гете —• все в прошлом, как и завры. И все любили, все! Христос тоже любил, ведь он говорил: женщина, какое мне до тебя дело? Так он любил и — умер, распятый на кресте. А Гете? Как поступил бы Гете на месте Индрека? Гете и сверхчеловек? Если бы можно было знать, тогда все было бы ясно, потому что Индрек поступил бы точно так же. Последовал бы примеру Гете, как та старая дама, о которой пишет Рамильда или Римальда, Ральмида или Рильмада, Ридальма или Радильма...
Такие удивительные вещи происходили с Индреком, когда он, следуя совету Молотова, пытался математикой вылечиться от любви. Но вскоре ему пришлось убедиться, что подобные вещи происходили не только с ним, но и с самим Молотовым, у которого были под рукой и интегралы и дифференциалы. Даже с дворником Юркой начало твориться что-то неладное, что вроде бы требовало математического лечения, Л между тем Юрка пользовался большим уважением и часто бывал правой рукой директора Мауруса, когда надо было поддерживать «священный порядок» или его восстанавливать. Вместе с тем он всегда оставался для учеников верным другом и преданным товарищем, если надо было надуть Оллино или даже самого господина Мауруса.
В последнее время акции Юрки, казалось, особенно поднялись — господин Маурус использовал его теперь не только для домашних дел, но и в личных интересах: он всегда брал Юрку с собой в баню, поскольку тот был не только мастер спину тереть, но умел «надраивать» и конечности. Это «надраивание» господина Мауруса, по-видимому, и было источником такой самоуверенности и отваги Юрки: он по всякому, даже самому ничтожному, поводу мог поколотить или, как он сам выражался, отделать того или иного ученика. Конечно, до бесчувствия он не бил, это была лишь похвальба, преувеличение, ведь под словом «отделать» Юрка подразумевал то, что по-английски называется нокаут. Отделывать было тем легче, что жалобы здесь не помогали нисколько. Ибо если ты обращался к Оллино, тот отсылал тебя к господину Маурусу, если же ты представал перед господином Маурусом, тот советовал тебе поговорить с господином Оллино. В лучшем случае господин Маурус совал тебе двадцать копеек отступного и ты покупал на них в обществе трезвости четыре «наполеона» и два стакана чаю, даже оставалось еще две копейки «про запас», так сказать до следующего раза, когда ты, опять получив взбучку от Юрки и двугривенный от господина Мауруса, мог съесть уже пять «наполеонов», выпить два стакана чаю и все-таки у тебя оставалась еще копейка «про запас». Так обстояло дело с Юркой, его «надраиванием» и тумаками. Давая отступного, господин Маурус обычно говорил про Юрку:
— Держитесь от него подальше! Он носит на коромыслах воду, очень много воды, ведь мы все хотим пить и умываться. Понимаете? А коромысла давят на плечи, откуда тянутся к голове шейные сухожилия. Но когда у человека что-нибудь доходит до головы, тогда кончено — так устроен человек. Он бережет голову. А Юрка не может беречь свою голову, он должен на шейных сухожилиях воду носить, поэтому нет ничего удивительного, что он на людей кидается.
Так объяснял и оправдывал господин Маурус Юр-кино рукоприкладство. А когда рука Юрки оказывалась настолько тяжелой, что не помогали ни «наполеоны», ни чай,- то денег давалось столько, чтобы можно было сыграть партию-другую в бильярд —это залечивало все раны и восстанавливало справедливость. Но однажды Юрка выкинул номер, за который нельзя было расплатиться ни «наполеонами», ни бильярдом. Дело в том, что он привел в дом женщину, ко-
380