Он двигался, точно сонная муха, или же, прикурнув где-нибудь, дремал по целым дням. Он почти не замечал, что творится вокруг, и, если кто-нибудь с ним заговаривал, не сразу откликался. Только когда он нашел в себе силы вторично прочесть письмо, внимание и разум словно вернулись к нему. В классе его акции совсем упали. На него уже махнули рукой, как и на некоторых других. В училище господина Мауруса к этому привыкли. Не занимается, не отвечает, так пусть сидит — небось в конце концов примется за дело. А если нет, то долго не засидится, самому станет скучно и совестно и уйдет. Так считали в училище. Только Молотов был другого мнения, он хотел, чтобы ученики занимались. Поэтому он не давал Индреку покоя.
— Эй вы, жердь! — кричал он.— Вы, конечно, урока не знаете?
— Не знаю,— отвечал обычно Индрек.
— А что же вы знаете, сонная тетеря?
— Сам не знаю что,— серьезно отвечал Индрек.
— Вы слышали этого оболтуса? — обращался Молотов к классу.— Урока не знает, а шутит.
— Я не шучу,— возражал Индрек.
— Что же у вас вместо головы, колода или наковальня?
— Может быть,— отвечал Индрек.
Однажды Молотов остановил Индрека на улице, посмотрел на него сквозь очки своими подслеповатыми глазами и спросил:
— Господин Паас, товарищ я вам или нет? Понимаете? Обращался я с вами, как товарищ?
— Обращались, господин учитель,— ответил Индрек.
— Тогда почему же вы у меня совсем не занимаетесь?
— Я ни у кого больше не занимаюсь,— ответил
Индрек.
— Это не ответ,— возразил Молотов.— Что вы удругих делаете, это меня не касается, я хочу знать,почему вы у меня не занимаетесь. Я вас чем-нибудьобидел? Ведь бывают и такие — вобьют себе в головуили в сердце невесть какую чушь и перестают заниматься. Не занимаются, да и только. Перейдут к другому, у того занимаются, а у тебя — нет. Может быть,и с вами так?
— Нет, господин учитель. Мне вас не в чем упрекнуть,— сказал Индрек.