— Вот вам по тридцать копеек,— сказал он.— Сходите в Общество трезвости, Тигапуу знает, съешьте там по паре «наполеонов», выпейте чаю. Если желаете, можете к ужину не являться. Деньги я вручаю вам, Паас; вы как будто повыше ростом, вы и будете платить. Поделите их между собою честно: мы народ бедный, поэтому должны быть честными. Честность и правдивость — щит бедняков. Ну, теперь идите, а вы, Тигапуу, руководите вашим другом. Только поскорее возвращайтесь, не задерживайтесь. И не играйте в бильярд, не заходите куда-нибудь еще, ведь молодой человек захочет и еще куда-нибудь, молодому человеку везде хочется побывать. Вы, Паас, напомните это своему другу, если он вздумает куда-нибудь идти. Так... ну а теперь ступайте!
Парни повернулись, чтоб уйти, но когда они были уже в дверях, директор снова вытащил из кармана звонкую серебряную мелочь, выбрал два двугривенных и сунул их Тигапуу.
— Чтобы у обоих было,— сказал он, лукаво улыбаясь.— Иначе тот чересчур загордится своим ростом. Рубля двум взрослым парням будет достаточно. Громко топая, парни стали спускаться по лестнице, а директор, откинув полы халата и засунув руки в карманы брюк, смотрел им вслед с порога своей комнаты.
— Черт побери! — выругался Тигапуу по-русски,
когда они с Индреком проходили через большую комнату, где за длинным столом сидели ученики.
— В чем дело? — послышались любопытные голоса.
— Это вас не касается,— ответил Тигапуу.— Старик совсем рехнулся.
Когда они остались одни, он шепнул Индреку:
— Скорее надевай пальто и выходи за ворота! Как только они очутились на улице, Тигапуу сказал:
— Ты понимаешь, что старик задумал? Поссорить нас. Поссорить! Увидел, что я тебя выгораживаю, он забеспокоился. Этакий хитрец! Дает деньги тебе, потому что ты выше ростом. Понимаешь, выше! Ведь правильнее было бы отдать их мне, ведь я, как тебе известно, уже немного учитель и умею обращаться в городе с деньгами. Нет, каков старик: отдает деньги ученику, чтобы тот платил за учителя. На такие вещи способен только наш старик. Знаешь, какую штуку я хотел отколоть ему в отместку? Я хотел сказать: «Нет, господин Маурус, я не могу сегодня есть пирожных, у меня живот болит». Но почему я этого не сделал? Только из-за тебя, из-за тебя одного. Во-первых, ты не знаешь, куда идти с такими деньгами, а во-вторых, он отобрал бы их у тебя, можешь быть уверен. И я подумал: ладно, я как-нибудь в другой раз старику отомщу, но товарища в беде не оставлю. Пусть хоть он попользуется, если я не могу.
— Так ведь мы же с тобой поделимся,— заметил Индрек.
— Конечно, поделимся, об этом и говорить нечего,— ответил Тигапуу.— Но посуди сам: разве правильно, если мы разделим деньги поровну? Или, по-твоему, старик и впрямь верит, что мы их поровну разделим? Ученик и учитель разделят деньги поровну? Я убежден, что старик не это имел в виду. Он сказал так только потому, что решил во что бы то ни стало нас поссорить. Худо ли было бы жить на свете, если бы ученики и учителя все поровну делили. Мы трудимся в классе не меньше, чем учителя, но разве старик платит нам жалованье? Или, может быть, учителя отдают нам хоть малую часть своего жалованья? А ведь, казалось бы, что им стоит: «Нате, ребята, возьмите свою долю, ведь мы вместе трудились, мучились, пусть будет каждому понемногу». Как ты думаешь, стал бы кто-нибудь из нас ворчать, что получает немного меньше, чем учитель? Такого дурака во всей школе не сыщешь. Ведь это естественно, что учитель получает больше ученика. Прав я?
—