Конечно, прав,— согласился Индрек.
— Еще бы не прав! Просто дико было бы думать иначе,— в сердцах продолжал Тигапуу.— Ведь мир еще не перевернулся, чтобы учитель и ученик могли получать поровну. Наши с тобой отношения, конечно, несколько иного рода: я еще не совсем учитель, нет у меня еще фуражки с кокардой. Поэтому нельзя, чтобы тебе совсем ничего не досталось. Ни в коем случае. И если бы даже старику этого хотелось, я бы тайком дал тебе немного. Только с условием, что ты будешь молчать. Ну так как же, сколько дашь мне?
— Я думаю, что если тридцать...— начал было
Индрек.
— То есть как это тридцать? — перебил его Тигапуу.— Это же половина, а я тебе только что объяснил, что учитель и ученик не могут получать поровну.
— Тебе же старик дал сорок и если я еще дам тридцать, то у тебя будет семьдесят. У меня же всего
. тридцать,— возразил Индрек.
— О господи! — воскликнул в изумлении Тигапуу.— Ты что, очумел? Вот остолоп! Сорок копеек вспомнил! Так ведь их он, само собой разумеется, мне одному дал, как учителю, понятно? На то, что старик дает учителю, ученику рот разевать нечего! Вот была бы потеха, если бы учителя делили свое жалованье с учениками! Значит, речь может идти о дележе только тех денег, что у тебя. Если бы старик хотел, чтобы мы все деньги разделили, чего ради он стал бы сорок копеек мне давать? А? Отвечай, если у тебя есть еще разум в голове! К тому же он мне ясно сказал, ты и сам слышал: «На, это тебе!» А когда он тебе деньги давал, что он сказал? Вспомни-ка, вспомни хорошенько. Он сказал: «Разделите между собой». А мне он говорил, чтобы разделить? Произнес он это слово? Конечно, нет, ты это знаешь не хуже меня. Ну, а теперь скажи: честно ли с твоей стороны предлагать учителю столько же, сколько ты себе оставляешь? По тридцать копеек каждому. Это называется располовинить, а не разделить. А старик велел нам разделить, а не располовинить. Скажи сам, как велел старик —разделить или располовинить?
— Разделить,— ответил Индрек.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнул Тигапуу.— Зачем же ты хочешь располовинить, если старик ясно приказал разделить? Ну, говори прямо, сколько ты собираешься мне дать, чтобы я знал, с кем имею дело,— спросил Тигапуу, подводя Индрека к парадному какого-то большого каменного дома.— Прежде, чем мы войдем, это должно быть выяснено. Видишь, какой большой, роскошный дом, какая шикарная лестница, с перилами и тому подобное, а ты все еще торгуешься из-за каждой паршивой копейки. По этой шикарной лестнице мы и поднимемся, затем повернем налево, не направо, запомни, а налево. Давай быстрее, не то еще кто-нибудь войдет, увидит нас здесь и бог знает что подумает. В городе не принято стоять в парадном такого шикарного дома, с лестницей, ведущей наверх. И если у тебя есть хоть капля совести и чувства справедливости, то ты отдашь мне две трети, а одну треть оставишь себе. Имей в виду, ведь я уже почти горожанин, а там, где деревенщина может обойтись двугривенным, горожанину нужен, по крайней мере, рубль. Так что если я говорю треть — это будет больше того, что достанется мне. Ведь что для меня, учителя и почти что горожанина, какие-то сорок копеек, которые ты собираешься мне дать? Ровным счетом ничего. Но поскольку я твой друг, я по доброте сердечной дарю тебе еще пять, так что мне останется только тридцать пять копеек.
Индреку это надоело. Он достал из кармана деньги, чтобы отдать Тигапуу тридцать пять копеек, но, к сожалению, у него были одни лишь двугривенные.