наблюдала в окно за тем, что делается на улице. Но после того, как в вывозке снега стал участвовать' и Индрек, у госпожи Ваарман вдруг появились какие-то другие неотложные дела. К тому же у Ваарманов нашлись всего лишь две настоящие снеговые лопаты, третья лопата была обыкновенная, и ею не очень-то удобно было сгребать снег. Таким образом, вывозкой снега по-прежнему продолжали заниматься только двое, да еще убогая Тийна, глядевшая на них с подоконника. Вначале кто-нибудь один, идя впереди, тащил санки, другой же подталкивал их сзади, а если один толкал их сзади, другой начинал тащить их спереди, но вскоре Индрек и Молли поняли, что это не очень-то удобно, что вовсе не так следует вывозить снег на санках. Снег следует вывозить так, что если один, смеясь и напрягая все.силы, тащит санки спереди, другой должен, напрягая все силы, помогать ему тащить их, если же один толкает их сзади, если он налегает на санки так, что кряхтит, пыхтит и вскрикивает, то другой должен помочь ему налегать и кряхтеть, потому что двое это все-таки двое, а не один. Особенно хорошо понимала это кругленькая Молли, ведь в вывозке снега она была куда опытнее Индрека — она-то и научила его вывозить снег. И вот однажды, когда они тащили по саду санки со снегом — воз был на редкость тяжелый,— оба вдруг увязли в глубоком, рыхлом снегу и упали. Да и как не увязнуть, если санки тяжелые, а снег под ногами глубокий, рыхлый и сухой, как зола. Хуже всего, если местами он крепкий, а местами рыхлый и рассыпчатый: тогда упасть совсем легко. А именно таким и был снег в саду у Ваарманов, под старыми яблонями, куда Индрек и Молли затащили санки.
Собственно говоря, сперва споткнулась и упала Молли, а потом уже Индрек, да к тому же так неудачно, что чуть не на девушку. Когда он попытался подняться в рыхлом, рассыпчатом снегу, то смеющейся девушке тоже захотелось встать: их ноги как-то перепутались, переплелись, и они снова упали, причем
Индрек еще неудачнее, чем в первый раз. Ему казалось, что все происходит как бы в полусне, тело его было распалено и одурманено работой. Одно заметил Индрек: девушка и в холодном рассыпчатом снегу оставалась теплой и мягкой, это ощущалось сквозь одежду. А когда он попытался встать, то заметил еще, что они упали под той самой старой яблоней, под которой он проходил когда-то со спящей девочкой на руках — еще яблоня обрызгала их тогда холодными каплями, и девочка проснулась. Осенью на этой яблоне были красные яблоки, она была буквально осыпана красными яблоками,— мелькнуло в голове Индрека, когда он снова упал. Тут он неожиданно обнаружил, что лицо его почти прикасается к лицу девушки, что ее смеющийся рот приоткрыт и из него вырывается горячее дыхание, что круглые глаза Молли сейчас не так уж круглы и блестят в темноте. В тот ,же миг девушка обхватила его руками за шею, Индрек упал, и его губы встретились с губами девушки, но только краешком, и поэтому его рот не покрыл весь рот девушки. Ну, конечно, если бы не краешком, то он покрыл бы его весь, ведь у девушки был такой маленький, круглый ротик. А может быть, она все еще продолжала смеяться с открытым ртом? Все это Индрек осознал уже потом, подсознательно же он, по-видимому, понял это еще лежа под старой яблоней — ведь он сделал попытку передвинуть свои губы; однако прежде, чем он успел осуществить свое намерение, рот девушки куда-то исчез и Индрек схватил губами холодный снег.
— Вы такой большой и высокий, еще задушите меня,—сказала девушка и принялась изо всех сил барахтаться, стараясь встать. Ее слова и сама наивность, с какой они были сказаны, отрезвили Индрека, все тело которого было точно парализовано. Поднявшись на ноги, он хотел было сделать или сказать что-то решительное, но в конце концов так ничего не сделал и не сказал. А девушка продолжала болтать, словно старалась за двоих.
Но когда они покончили с вывозкой снега — Индреку пора было уходить — и девушка пошла проводить его до ворот, они вдруг обнаружили, что, словно сговорившись, стоят за откинутыми к стене воротами и, крепко обнявшись, глядят друг другу в глаза, ища губами губы. Теперь их губы соединились уже не криво, а крепко и уверенно, так что Индрек чувствовал, как зубы девушки впиваются ему в губы, оставляя на кончике языка едва заметный вкус крови. Но больно ему не было, ничуть, пусть бы она еще