Если же приходит одноглазый, как, например, господин Мяэберг со своим двойным подбородком, приходит и, расставив толстые, что колоды, ноги, стоит, выпятив живот, и глядит на тебя своим единственным прищуренным глазом из-под косматой брови,— тебе не отвести от него взгляда, ты не можешь этого сделать, иначе сразу же посеешь в душе гостя горчичное зернышко сомнения. Но смотреть, не мигая, в один-единственный глаз человека и при этом лгать ему — на это Индрек не способен. Да он и не пытался, зная, что непременно начнет краснеть, запинаться,—• этим все и кончится. Поэтому, когда приходилось иметь дело с господином Мяэбергом, Индрек избирал другой путь: он не лгал, как было заведено в этом доме, а принимался говорить всякие небылицы. Это позволяло ему преспокойно смотреть в единственный серый глаз господина Мяэберга и в то же время надлежащим образом выполнять свои служебные обязанности.
— Что вы сегодня со мной сделаете, господин Мяэберг, прямо ума не приложу,— говорил Индрек, придвигая стул сопящему и отдувающемуся гостю; он старался все время что-нибудь делать, лишь бы не смотреть гостю в глаза.— Мне просто неловко, стыдно.
— Опять ничего? — спросил, отдуваясь, Мяэберг.
— Хуже,— ответил Индрек.— В ближайшее время, по-видимому, не на что и надеяться.
— Это что еще за новости,— воскликнул гость/—1 Вы же утверждали, что на этот раз наверняка. Я вам поверил и подождал две недели, не то я бы уже давно явился. Послушайте, молодой человек, уж не собираетесь ли и вы мне врать, как тот латыш, ваш предшественник? Тот врал не хуже русского. Ведь когда имеешь дело с евреем или татарином, уже наперед знаешь, что они врут, а с русским не знаешь, думаешь — христианин, а он наврет тебе почище еврея или татарина, куда там! Так и вы: я вам доверяю, отдаю, так сказать, свое дело в ваши руки, а вы...
— Совершенно справедливо,— согласился Инд-рек.— Мне нечего сказать в свое оправдание, виноват. Вам приходится ходить и ходить...
— Ходить—это пустяки,— прервал его Мяэ-берг,— я хожу с удовольствием, если нет обмана. Лжи и обмана я не люблю, никогда не любил. Зачем лгать и обманывать, если ты христианин, подданный своего царя?
— Верно, верно,— согласился Индрек,— и мне очень стыдно, но я, право, не подозревал, что все так сложится. Хотите верьте, хотите нет, но их в полном смысле слова была тьма-тьмущая.
— Кого? О ком вы говорите? — спросил Мяэберг.
— Если позволите, я в двух словах объясню, как все произошло.
— Ладно,— отдуваясь, согласился господин Мяэберг.— Мне все равно надо немного отдохнуть.
— Как вам известно,— начал Индрек,— господин Маурус постоянно нуждается в деньгах. Я же узнал совершенно случайно, что на днях он должен был получить довольно крупную сумму — кто-то из учеников собирался уплатить ему старый долг.