мать не стоит. Какой мне смысл отпрашиваться у старика, если ты вдруг заявишь: «Нет, сегодня я не пойду!» Что мне тогда делать со стариковым разрешением? Куда я его дену? Или ты думаешь, со стариком приятно дело иметь? Видал, какую комедию он с книгами разыграл? А из-за чего весь сыр-бор? Один другого перехитрил, только и всего. А старик раздул кадило. Пойдешь к нему отпрашиваться, сразу пристанет: «Куда? Надолго ли? Зачем? Один пойдешь? А с кем?» Потом: «А деньги есть? Сколько? Где взял? Кто дал? Зачем? Когда? Для чего?» — и так далее и так далее, пока ты не устанешь и не скажешь: «Спасибо, господин директор, я уже передумал, никуда я не пойду, не надо,
не хочется». Да и куда пойдешь, если больше половины времени ушло на допросы. Поэтому мудро поступают те, кто, не говоря ни слова, попросту исчезают через черный ход. А если ворота заперты, берут ключ у Юрки или перелезают через забор. Конечно, с тобой еще рано такое замышлять; поэтому я добьюсь у старика разрешения. Но если тебе очень хочется, можешь сам у него отпроситься; я ничего не имею против, даже, пожалуй, лучше будет, если...
— Нет, нет, отпроситесь лучше вы,— поспешил отказаться Индрек.
— Так будет, конечно, разумнее,— согласился Тигапуу. — Да перестань ты выкать, какой я тебе «вы», если должен вымаливать для тебя у старика разрешение на прогулку по городу. Так поступает только товарищ. Даже не друг, а именно товарищ, с которым можно кружку пива выпить или еще чего-нибудь. Иное дело какой-нибудь малыш из первого или второго класса, для того я, конечно, «вы». Вы, господин Тигапуу! Господин классный наставник! А между тобой и мной разница — всего один класс. Вот только латынь, как ты ее одолеешь? Она тут не одного молодца сгубила.
После обеда Тигапуу нашел себе, как дежурному, заместителя и сказал ему:
— Нам с Паасом надо в город сходить, старик велел.И, надев пальто, они исчезли — через двор, так, по
мнению Тигапуу, было проще, никому не бросалось в глаза, ни в ком не возбуждало зависти.
— Первым делом пойдем сюда,— сказал Тигапуу и почему-то повел Индрека прочь от центра города.
— Мы ведь вчера здесь шли,— заметил Индрек, он не мог понять, почему Тигапуу выбрал эту дорогу.
— Что ты вчерашний день вспоминаешь,— отозвался Тигапуу.— Вчера мы со всеми ходили, а сегодня идем одни. Сегодня у нас достаточно времени, чтобы осмотреться, прикинуть, широка ли наша река. Ах, если бы ты знал, сколько здесь летом людей гибнет! Как мухи тонут! Ужас! Чуть ли не каждый день утопленников вытаскивают. Начнет кто-нибудь реку переплывать, и сразу ко дну! Ведь ее никто не может переплыть. Доплывешь до середины, уже устал, заплывешь за середину — судорога, станешь подплывать к другому берегу — разрыв сердца, тут и помрешь, словно для того, чтобы тебя легче было вытаскивать. Даже я как-то вытащил одного такого окочурившегося и потом уже пошел в полицию. А кого не берет ни судорога, ни кондрашка, того либо стукнет веслом по голове, либо затащит под пароход. Ведь здесь в хорошую погоду лодок что муравьев у моря. Будь сейчас лето, ты бы сам убедился. В жаркую погоду тут полно студентов... русских, немцев, поляков... все в одних рубашках, в лодках у них корзины с пивом... выпивают, поют. А сейчас ничего этого нет, так что лучше свернем направо — сколько можно на реку смотреть, вода и вода...