Так ведь это же верно,— подхватила мать, а девушка продолжала:
— Хотите, я покажу вам, какие платья, фартучки, чулочки и ботиночки я носила в четыре, пять, шесть и семь лет. Все эти тряпки где-то хранятся. А Тийна, когда ей вздумается, вытащит их из какого-нибудь мешка или из корзины и раскидает по полу.
— Только вы, господин Паас, не подумайте, что мы грязнули какие-нибудь,— заметила госпожа Ваар-ман.— Мы люди очень даже чистоплотные и аккуратные. Как примемся иной раз проветривать да выколачивать, такую уборку учиним — пыль из окон как из трубы 'валит. Потом все блестит и сверкает: и под сундуками и за шкафами. Но пройдет немного времени, глядишь, опять все пошло своим чередом -— до новой уборки. Ведь мы бедняки, у нас все кое-как. А прежде, когда муж еще жив был...
И началось то, без чего госпожа Ваарман не могла закончить ни одного разговора,— начался рассказ о прежней жизни, когда они не знали ни забот, ни горя, когда не было такого желания, которого нельзя было бы исполнить. Муж ее был искусный плотник чуть ли не столяр, и денег зарабатывал вдоволь. Знакомые у них были люди благородные — все мастеровые, ни одного чернорабочего, только сапожники плотники, шорники, портные, да еще извозчик — сам ездил на паре лошадей, а подручный — на одной. Но нагрянула смерть, и прежнюю жизнь точно ножом отрезало. Вот они и маются по сей день.
С тех пор Индрек стал часто заглядывать к Ваар-,манам. Хотя у него и не было причин гордиться новым знакомством, все же его радовало, что есть дом, куда он может зайти. Большинство его товарищей лишены были и этого.
Странным образом повлияло на Индрека это знакомство. Если до сих пор он чувствовал себя на мощеных улицах совсем чужим, лишь за городом — в полях или в лесу — он находил что-то родное, то теперь освещенные улицы с выстроившимися по обеим сторо-.нам рядами домов стали ему как бы ближе, особенно по вечерам, когда, выскользнув тайком за ворота он спешил на свидание с кругленькой Молли. Теперь улицы, перекрестки, фонарь перед каким-нибудь домом, загородная тропинка, бульвар, вид на город которым они любовались вместе, бой башенных часов на ратуше, освещенные витрины магазинов и многое другое рождали в нем множество впечатлений и воспоминаний — и мимолетных и устойчивых.
Потом кое-что еще теснее связало Индрека с городом и его мощеными улицами. Началось с того что заходя иной раз к Ваарманам, чтобы отправиться с Молли на прогулку, Индрек заставал за ее «наведением красоты» — как называла это занятие сама девушка.
— В городе без этого нельзя,—объясняла госпожа Ваарман то ли в оправдание дочери, то ли в назидание Индреку,—Молодые люди, и мужчины и женщины, должны в городе следить за своей внешностью так принято у образованных людей.
И она окидывала взглядом домотканый костюм Индрека, его стоптанные ботинки и воротничок, который Индрек не менял уже с неделю. Молли в с'равнении с ним казалась одетой нарядно, даже празднично.
Преимущество Молли заключалось и в том, что она, когда надо было. принарядиться, буквально из ничего умела сделать что-то. Какая-нибудь ленточка, локон или цветочек — и Молли уже выглядела нарядной, Индреку же оставалось только краснеть, ведь он ничего не мог сделать со своей внешностью, даже когда хотел этого всем сердцем. Но тут Молли выручала его с чисто женской находчивостью и лукавством. Она словно невзначай останавливалась перед какой-нибудь витриной, где красовались труды манишек, воротничков, галстуков, подтяжек, перчаток, носовых .