Глава XXVIII   Одним из таких событий был весенний вечер выпускников, на который обычно приглашались директор, учителя и предпоследний класс—дабы не обрывалась связь между школой и выпускниками.

vino Veritas '. Если кто-нибудь, захмелев, начнет выкладывать правду, в этом не будет беды, поскольку такая правда не обидна. Пьяный человек все равно что немного сумасшедший, а сумасшедшие всегда могут говорить правду, на них никто не обижается. Это даже забавно, когда сумасшедшие говорят

правду.

—        Ребята, тогда надеремся,— сказал Веллемаа,выслушав мнение Коови, и все нашли, что это будетединственно правильный путь к правде в такой важный момент, как выпускной вечер.

Таким образом, этот сложнейший вопрос, ко всеобщему удовольствию, был решен как в отношении объективной, так и субъективной истины. Практическая сторона подготовки к вечеру была взвалена на Индрека — ему, как ученику предпоследнего класса, полагалось присутствовать на торжестве.

— Хлеб и масло — это по твоей части,— сказали ему,— вот и покажи, чему ты научился в перворазрядном заведении господина Мауруса. Правда, ни колбасы, ни ветчины ты до сих пор не видал и в рот не брал, но кто досконально знает хлеб и масло, тот уж без труда справится с колбасой, ветчиной и тому подобным.

Помимо всего прочего, среди закусок должна была красоваться и икра — это и было важнейшим прогрессивным шагом нынешних выпускников. Человек созревает только раз в жизни, рассуждали они, подобно тому, как он только раз в жизни рождается и умирает; следовательно, достижение зрелости не менее знаменательное событие, чем рождение или смерть. Но в таком случае отнюдь не будет роскошью, если достижение зрелости человек отпразднует с икрой на столе, как он отмечает свое рождение и смерть.

Итак, этот день приближался — знаменательный и многообещающий. Из выпускного класса вынесли парты, вместо них втащили столы и расставили их наподобие подковы. Сначала собирались покрыть столы бумагой, белой бумагой, но Индрек по собственному почину раздобыл у госпожи Мальмберг белоснежные скатерти, та дала ему их с наставлением: если прольют вино, следует посыпать пятно солью, да погуще. Но это наставление оказалось совершенно излишним, ведь как можно пролить на скатерть вино, если вина вообще не было, а была только водка да кило. Да и к чему вина и прочие сладкие напитки, если соберутся одни только мужчины? Чашки, стаканы, тарелки и блюда, расставленные на столах, также были любезно предоставлены госпожой Д4альм-берг, как и белоснежные скатерти. Вокруг столов расставили длинные скамейки и несколько жестких стульев. Только для господина Войтинского было приготовлено кресло — по совету господина Слопа-щева, который знал слабость своего друга и позаботился о нем.

Вечер был назначен на семь часов, но гости так сильно опоздали, что Веллемаа смог начать свою вступительную, или приветственную, речь лишь часов в девять. Как известно, в принципе он был против речей, раз нельзя высказывать субъективных истин, но поскольку он считал, что нет никого, кто мог бы с честью его заменить, то в интересах большинства он отказался от своего принципа. Вернее, он обошел его и этим поразил всех. Ведь он должен был говорить, его речь была даже написана, прочтена перед классом и по совету последнего в нее были внесены кое-какие поправки. Однако в ночь перед выпускным вечером на Веллемаа снизошло вдохновение и он переложил свою речь на русские стихи, чем заслужил бурные овации. Таким образом, он не нарушил своего принципа — не произносить речей, если они не содержат истин,— он читал стихи. Об одном Веллемаа жалел впоследствии: почему на языке поэзии он не высказал тех истин, которые нельзя было выразить в прозе! Ведь стихотворный язык,

1[2]345
Оглавление