— Наверное, вы моете меня сегодня в последнийраз,— сказал он, опорожнив, по обыкновению, наполке свою бутылку пива.
— Это почему же?— с недоумением спросилИндрек.— Вы уезжать собрались?
В ответ Войтинский засмеялся и сказал:
— А то как же, конечно, уеду. Или, по-вашему, явечен?
Только теперь Индрек сообразил, что Войтинский говорит о смерти, и не нашелся что ответить, словно был с ним согласен,— мол, в самом деле пора тебе покидать этот мир.
— Избавитесь от меня, старой падали,— продолжал немного погодя Войтинский.— И знаете что? Какой же вы счастливый человек, ей-богу, счастливый!
—! Это отчего же?— спросил Индрек и услышал
в ответ:
— А как же не счастливый? Молодой человек, помогающий такому, как я, должен стать счастливым, очень счастливым. Вас, должно быть, любят женщины. Даже в горе, принесенном женщиной, куда больше счастья, чем во всем остальном. Я поляк, я это
знаю.
Так говорил Войтинский в бане на полке, после того как выпил бутылку пива, и вот теперь он мертв. Даже как будто жаль, что нет уже этого убогого старика, которому надо помогать и которого надо слушать. Нет больше человека, пророчившего тебе счастье, нет человека, который сказал бы, что верит в твое счастье. Так и твоя собственная вера легко может пошатнуться. Это Индрек почувствовал довольно скоро, как только миновали последние волнующие события, потому что боль, передохнув, снова принялась терзать его сердце. Этому способствовал и покойный Войтинский своими замечаниями о счастье и женской любви.