Глава XXXVII   На этом письмо заканчивалось. Индрек несколько раз переворачивал последний лист, переворачивал каждый лист и все читал и читал в холодном классе, куда он забрался, чтобы быть одному, но так и не нашел обещанной подписи. Что могло с ней так внезапно случиться, спрашивал он себя, словно действительно стоял перед загадкой. Но тут не было никакой загадки, случилась самая простая вещь на свете. Рамильда умерла, не успев подписать письма. Рамильда думала, что со смертью можно вести себя так же, как с доктором Ротбаумом, этим Христом лечебницы, но со смертью нельзя было так себя вести. Доктора Ротбау-ма можно было водить за нос, а смерть провела за нос ее, обещала повременить до завтра или даже до послезавтра, а пришла сегодня, пришла тогда, когда ее меньше всего ждали, когда не ждали ни ее, ни доктора Ротбаума.

Индрек долго сидел на деревянном крыльце, сидел до тех пор, пока не забыл про извозчика и про его лошадь. Но когда он наконец поднялся, то увидел, что жалкий извозчик по-прежнему стоит под фонарем. Индрек направился прямо к извозчику и сел в сани. Но когда извозчик обернулся и спросил, куда ехать, Индрек тотчас же узнал его. Не говоря ни слова, он спрыгнул с саней, бросил извозчика с его лошадью и убежал, словно увидел перед собой разбойника. Извозчик крикнул ему что-то вдогонку, даже стегнул лошадь кнутом, но у той ноги так закоченели, что она в ответ только махнула хвостом и запрядала ушами. А к тому времени, когда извозчику удалось заставить ее переставлять ноги, Индрек уже исчез в метели, бормоча про себя:

— Дерьмовая школа, ни красивой формы, ничего.

И из-за этого гнусного старика с его клячей Индрек так долго просидел на крыльце, что теперь дрожал от холода всем телом! Если бы он сейчас шел по открытому полю, освещаемый городским заревом, он показал бы, как надо согреваться, а теперь не остается ничего другого, как идти домой, иначе не согреешься... В глазах рябило, голова кружилась, ноги все больше подкашивались.

—        Набрось на меня одежду,— сказал Индрек Вай-нукягу, уже лежа в постели,— набрось на меня все,что найдется, не то я совсем окоченею.

И Вайнукягу набросил. Он сделал далее больше того, ведь бог наделил его смекалкой. Бог внушил ему желание стать духовным пастырем ив то же время наделил его разумом, чтобы Вайнукягу понимал: душу можно спасти только через тело; душу можно спасти, утюжа брюки,— и не хуже, чем читая молитвы, а даже лучше. Поэтому, услышав жалобы Индрека на озноб, Вайнукягу побежал в ближайшую аптеку и вернулся с какими-то порошками. Он раздобыл где-то чайник кипятку и велел Индреку пить сколько влезет. А сам суетился возле кровати, подтыкал, оправлял, чтобы все было как следует.

—        Ты не бойся, мы простуду одолеем,— приговаривал Вайнукягу.— Простуду мы одолеем, если чтодругое не привяжется.

И они одолели простуду, только жар не спадал еще несколько дней. Правда, он был не смертельный, но и не такой, чтобы можно было есть и вставать. Надо было лежать. И когда Индрек наконец настолько оправился, что мог сидеть на кровати, он почувствовал, что сил у него совсем нет, что кости выпирают из-под кожи и кажутся пустыми. «Словно птичьи»,— подумал он, ощупывая заострившиеся голени.

 

123[4]
Оглавление