Глава XXXII   Когда опустело последнее ласточкино гнездо, подоспела осень — только тогда она посмела нагрянуть, не раньше. В сарае сидела теперь только пестрая кошка и караулила мышей — они вместе с кошкой остались тут зимовать, ведь у них не было крыльев, чтобы улететь в далекие, теплые страны.

Начался новый учебный год. Начались занятия и хлопоты, началась суета — с утра до вечера, а порой и с вечера до утра, точно день и ночь впопыхах поменялись местами. Колокольчик у входной двери трезвонил без конца, словно сквозь него пропустили электрический ток. Но электричества не было — то возвращались, подобно перелетным птицам, старые ученики и привозили с собой множество новых.

Несколько недель назад прибыл господин Мийли-нымм, бывший питомец училища, ездивший в Германию совершенствоваться в науках. Он, правда, не совсем окончил училище Мауруса, но Германия такая страна, где все равно можно совершенствоваться. Стоит лишь поехать туда, а там уж найдешь, где, как и в чем совершенствоваться; усовершенствуешься и тогда уже вернешься на родину, как теперь господин Мийлинымм. До отъезда он носил пробор с левой стороны, а вернувшись после совершенствования, стал зачесывать свои красивые каштановые волосы назад. Они слегка стоят дыбом, и от этого, да еще от подстриженной бородки лицо Мийлинымма кажется куда более продолговатым и узким, чем оно есть в действительности. Такой овал лица должен доказать всем, в том числе и самому Мийлинымму, что по возвращении из Германии он стал куда долихокефальнее ', чем был, отправляясь туда. Истинный же европеец, по убеждению Мийлинымма, всегда долихокефален, а не брахикефален². С таким убеждением Мийлинымм и вернулся теперь к Маурусу, дабы до подыскания подходящей должности заняться здесь чем-нибудь, что давало бы кусок хлеба, ибо в училище Мауруса для усовершенствованных людей всегда находилось какое-нибудь дело, обеспечивавшее кусок хлеба.

Поселился Мийлинымм в одной комнате с Коови, поскольку свободной комнаты не нашлось. Люди они были тихие, спокойные, и поэтому и сами они и господин Маурус полагали, что поладят друг с другом. Однако, странное дело, разговор этих двух тихих и спокойных людей с самого начала стал принимать весьма горячий и, можно сказать, даже ожесточенный характер, словно они ссорились между собой. Между тем для ссор у них не было ни малейших оснований. Они всего-навсего обсуждали какую-нибудь научную проблему. Дело в том, что Мийлинымм был начинен Марксом и Ницше, которым из них больше — неизвестно, но ясно одно — обоими весьма основательно. А когда человек что-нибудь имеет, ему непременно хочется, чтобы все об этом знали. Результатом этой человеческой слабости и были оживленные беседы между Мий-линыммом и Коови, казавшиеся чуть ли не ссорами. Дело в том, что Коови не имел ясного представления ни о марксизме, ни о сверхчеловеке. По его мнению, это были антиподы, тогда как в глазах Мийлинымма одно обуславливало другое: для того чтобы стать подлинным марксистом или даже христианином, следовало в первую очередь быть сверхчеловеком.

— Вот уже две тысячи лет мы лепечем слова Христа, но ведь не думаешь же ты, что в Европе или какой-нибудь другой части света сыщется хоть один христианин! — восклицал Мийлинымм.— Прежде чем европеец сделается христианином, он должен стать сверхчеловеком, ибо быть христианином ничуть не легче, чем стать марксистом. Следовательно: сперва сверхчеловек, затем христианин и марксист или наоборот, все равно. Посей сверхчеловека, вырастет христианин, то есть новый сверхчеловек; посей христианина, вырастет марксист, то есть новый христианин, то есть сверхчеловек. Это, так сказать, вкратце, философски. Negation der Negation'. Зерно, колос, новое зерно. Сверхчеловек отрицает человека, свое зерно, христианин отрицает сверхчеловека, свой колос, марксист отрицает христианина или наоборот. Ясно, не так ли? Уже Христос понимал это, когда говорил: кто не рождается из воды и духа и так далее. Что это значит? Сверхчеловек, и больше ничего. Сперва ты должен родиться из воды и духа и лишь затем...