Глава VI   Индрек ел, пил, читал газеты, а Тигапуу все не возвращался. Индрек еще поел и попил, но Тигапуу не было. Тогда Индрек стал смотреть, как играют в бильярд, однако Тигапуу не появлялся, словно с ним приключилась какая-то беда. Индрек начал беспокоиться, у него даже сердце заныло. Может быть, Тигапуу просто подвел его: велел сидеть и ждать, а сам давно ушел домой и теперь потешается над ним.

—        Так и станет, не веря, благо язык хорошо подвешен. Веришь или не веришь — неважно, главное, надо уметь красно говорить. Имей в виду — это в жизни самое главное. Если я когда-нибудь стану студентом, а я непременно им стану, я сделаюсь пастором, потому что умею...

Тут появился Юрка со свертком, и Тигапуу не успел закончить свою мысль. Первую бутылку, поставленную на стол Юркой, он откупорил, стукнув раза два ладонью по дну и выбив таким образом пробку. Поднеся бутылку ко рту, стал пить. Затем посмотрел бутылку на свет и протянул Юрке со словами:

—  Это за то, что принес! И закуска тоже,— добавил он, протягивая Юрке кусок булки с колбасой.—А это за молчание. И покарауль, чтобы старик невзначай не нагрянул. Понятно?

—  Будет сделано,— ответил Юрка, тут же допил пиво, а закуску сунул в карман.

Тигапуу ел с большим аппетитом. По мере того как он насыщался, настроение у него все более повышалось. И язык все больше развязывался, пиво, видно, слегка ударило ему в голову.

— Имей в виду,— говорил он.— Тебя спасла только эта отломанная доска, не то я избил бы тебя до бесчувствия. Дело ведь не столько в силе, сколько в ловкости. Драка — большое искусство, очень большое! И учти, будь я сегодня пьян, доска мне ничуть бы не повредила. Ей-богу! Пьяному все нипочем. Хоть столом ударь. Даже Оллино не очень-то решается меня трогать, когда я выпью. Обычно с ним лучше не спорить — стоит только крикнуть, как он тут же тебя огреет. А уж если он тебя разок огрел, в другой раз не захочешь. Но вообще-то он парень свойский, вроде тебя. Ты вон булки и колбасы мне принес, чтобы я ел для поправки и запивал пивом. Так уж полагается: кто прав, тот должен есть; сегодня прав я, ведь друзей предавать нельзя, это ясно, как божий день. А если кто обещает ждать и не ждет — это уж предательство. Надо ждать, тем более если знаешь, где твой друг. А знаешь, где я был? Нет? Старик-то знает, ему стоит только носом повести, как он уже знает. Только повел около меня носом, тут же заорал: «Прохвост, ты у девчонок был!» Он знает этот запах — о-о, старик знает! Хочешь, я в другой раз тебя с собой возьму? Не хочешь? Ну ладно, я ведь не настаиваю, там деньги нужны. Пусть только дядя помрет, я верну тебе твой рубль. Уже недолго осталось, у дяди сахарная болезнь. Знаешь, что это такое? Это когда все превращается в сахар, все, весь дядя, а там и смерть. Как же жить станешь, если целиком состоишь из сахара, сахар-то мертвый. Стало быть, как только дядя превратится в сахар, я с тобой рассчитаюсь. А до тех пор ты береги одеяло и подушку, не носи их в ломбард, не продавай. Они тебе пока не нужны, морозы еще не скоро ударят, может, только к рождеству, следовательно, они лежат у тебя без толку, скорее мешают, чем пользу приносят. И по-моему, ты мог бы отдать их пока мне, чтобы я на них спал, просто так, по дружбе. Не то, чтобы я прошу тебя вернуть их мне, нет, одеяло и подушка по-прежнему останутся твоими, только я буду ими пользоваться. А когда морозы ударят, тогда другое дело. К тому времени голова у меня, быть может, уже заживет, и я смогу класть ее хоть на бревно, а теперь как-то неловко перед людьми — голова больная, а подушки нет. Я хотел тебе еще кое-что сказать, да в тот раз забыл. У меня какая-то странная голова, ничего в ней не держится, да уж какая есть. Сколько мне приходится из-за нее страдать! Просто ужас! А что поделаешь, ведь голову не снимешь, новую не прикрутишь. Так все и получилось,— позже вспомнил, да уж нечего было делать. Я хотел тебе еще вчера сказать, да забыл, поэтому говорю сегодня. Собственно, дело-то пустячное, тем более если я и дальше буду ими пользоваться, будто и не закладывал их. Дело в том, что одеяло и подушка не совсем мои, мне дали их в пользование, после того как свои я в ломбард отнес. Вот что! Завтра или послезавтра я их выкуплю и тогда мне так или иначе чужие придется вернуть. Поэтому если ты не хочешь закладывать чужие вещи, упражняй свою память, это очень важно. Есть такое искусство, помогает память укреплять — мнемоника! Если тебе когда-нибудь попадется это слово, будешь знать, что оно означает. Память укрепляет! У меня она страшно слабая! Доказательством тому — чужие одеяло и подушка в «Сибири» на твоей постели.

Оглавление