Прошлое, жизнь на Варгамяэ, почему-то сжалось в комок воспоминаний, превратилось не то в сон, не то в сказку, словом, во что-то призрачное. Все прошлое представлялось теперь незначительным, а будущее — столь огромным и важным, что Индрек даже не в силах был постичь его смысла.
Он и сам-то казался себе чужим в этом чуждом мире. Чужие люди оттеснили его в угол вагона. Одно утешение: можно смотреть в окно, за которым мелькали— то на полянах, то среди полуголых кустов — столбы с белыми чашечками, держащими провода, огороженные стога сена на лугах, леса, болота, утыканные скирдами поля. Там и сям пестрели стада; промелькнул стоящий у костра пастушонок; за тарахтящим поездом погналась собака — ее вскоре окутал оседающий паровозный дым. Но даже эти знакомые картины оставляли Индрека безучастным, не трогали его.
Им овладело какое-то серое безразличие, хотя каждая клеточка в нем трепетала — то ли от безотчетного страха, то ли от предчувствия огромного счастья,—кто знает.
Время от времени он постукивал каблуком по сундучку, задвинутому под скамейку, словно боялся, как бы тот не исчез,— ведь сундучок был его единственной родной вещью в этом чуждом мире. И каждый раз, когда Индрек убеждался, что сундучок цел, на, душе у него становилось теплее и спокойнее. Он понимал, что это невероятно глупо и смешно, но ничего не мог с собой поделать. Его настоящим попутчиком был этот перевязанный крест-накрест прочной веревкой сундучок, а не сидевшие рядом люди.
Когда поезд остановился, Индрек решил, что сойдет одним из последних — меньше будет суеты и давки. Но попал из огня да в полымя: пришлось продираться сквозь толпу лезущих в вагон людей.
— Лезь, лезь, мужицкое отродье! — насмешливо крикнул ему кто-то.
Индрек начал было искать глазами обидчика, но не успел и оглянуться, как услышал злобный окрик:
— Катись отсюда со своим сундучишком, дай людям войти!
Удивительное дело, но от этих слов Индрек как бы воспрянул духом — на него повеяло чем-то родным, что удивительно гармонировало и с ним самим, и с его некрашеным сундучком. Он увидел вдруг снующих взад-вперед людей, увидел и себя со своим сундучком, который подпирал правым коленом, чтобы легче было пробиваться сквозь гущу толпы.
Вскоре Индрек очутился около здания вокзала. Поставив ношу на землю, он решил собраться с мыслями и переждать, пока не поредеет людской поток. Это оказалось весьма кстати: наблюдая за плывущей мимо толпой, Индрек смог убедиться, что тут есть сундуки куда более громоздкие и неуклюжие, чем его собственный. Это словно придало ему сил, и он двинулся вперед, подпирая сундучок правым коленом.
Когда Индрек, миновав зал ожидания, вышел на привокзальную площадь, толпа уже схлынула. Не успел он, отойдя в сторонку, опустить сундучок, как возле него остановилась пролетка и коренастый мужик с всклокоченной бородой крикнул, размахивая кнутовищем перед самыми его глазами:
— Ну что, молодой человек, поехали?
Индреку не оставалось ничего другого, как взять сундучок и взвалить его на пролетку.