Десять студентов не стоят моей бороды, когда дело касается женщин. Женщинам нравится именно такая борода, как у меня. И все же, если женщины мне когда-нибудь надоедят — ведь в конце концов все приедается,— я, быть может, и отважусь на такое безумство — сбрею бороду и пойду к старому Маурусу, потому что его школа мне по душе. К нему съезжаются олухи со всех концов света, ей-богу! И старый Маурус всех в люди выводит. Коли надо, и взбучку даст, ведь с березовой кашей никакое лекарство не сравнится. Был у меня племянник — детина что бык, а дуб дубом. Определил его брат в городское училище — через год вышвырнули! В другое определил—через полгода вышвырнули! Хотел было определить в третье — не приняли. «Отведи ты своего барана к старому Маурусу,— говорю я брату.— А ежели из него и там ничего не получится, заставь навоз возить». Вот пришел брат к старому Маурусу и заявил ему с глазу на глаз (это я его научил): «Бери сколько хочешь, только сделай из моего парня человека. Сделай из него студента, чтобы ходил в цветной фуражке» 1.— «Ладно, сделаем из него человека, будет в цветной фуражке ходить,— ответил брату старый Маурус.— Даже из конокрада можно человека сделать, если с умом за дело взяться». И что же вы думаете? Стал Карла студентом. Правда, стоило это бешеных денег, а все-таки стал студентом. Лет шесть уже учится, и это стоит брату еще более бешеных денег. Так что это хорошая школа. Она тут, рядом: как выйдете из дома, сверните направо, еще раз направо, вот и пришли. Дом каменный, но это только с фасада, сзади он деревянный, чистое дерево. Вроде как бы каменная голова и деревянный хвост. Хвост — это и есть главное, каменная голова всего лишь вывеска, рекомендация, потому что на лбу
1 Студенты Юрьевского (ныне — Тартуского) университета, входившие в какую-нибудь корпорацию, носили цветные фуражки.
написано: школа первейшего разряда. Словом, выше и. лучше в целом мире не сыщешь. Не хуже самого старого Мауруса,— ведь и он первостатейный мужчина — ученый пастор. Понимаете? Может хоть среди ночи встать перед алтарем или взойти на кафедру. Не то что мы с вами -г- один за стойкой, другой перед стойкой, только и всего. Однако немцы не дали ему поста. Несколько приходов хотели его заполучить, но немцы каждый раз были против. Тогда-то старый Маурус и открыл свою перворазрядную школу, этот кладезь мудрости. Идите к нему со спокойной душой, это чисто эстонская школа—прежде там на немецком, а теперь на русском языке преподают. Но это не беда, все эстонские школы либо с русским, либо с немецким языком; других эстонских школ пока что не было, таких, чтобы и впрямь были эстонские...
Индрек давно уже начал отступать к двери, однако это ничуть не влияло на красноречие рыжебородого. Тут, к счастью, вошли двое мужчин, и Индрек решился открыто бежать. Хозяин заметил это и крикнул ему вдогонку:
— Так что сворачивайте вправо, все вправо, а когда назад пойдёте, то влево, все влево!
Между тем уже совсем стемнело. В парном воздухе промозглого осеннего дня горящие фонари стояли точно обрамленные нимбом. Казалось, мириады мельчайших мошек окружали их плотным роем, но, как только Индрек подходил ближе, они, словно в страхе, разлетались во все стороны. «Сворачивайте влево, все влево»,— звучало в ушах Индрека, и, сам того не замечая, он шел, повинуясь этим словам. Однако вскоре заметил, что приближается к городской окраине, и только тут вспомнил, что сворачивать влево надо было на обратном пути. Индрек повернулся и пошел назад, к тому месту, откуда начал свой путь. Теперь он сворачивал только вправо. Наконец он нашел нужное ему белое здание; в эту минуту кто-то выскочил из дома, и луч света, упав возле Индрека на мостовую, осветил чахлые былинки, пробивающиеся между булыжниками. Индрек почему-то ясно увидел их, и на него пахнуло вдруг теплом отчего дома — он вспомнил длинный, сиротливый стебель полевицы, некогда росший на северном скате соломенной крыши их дома на Варгамяэ.