Мать развешивала белье на изгороди. Увидев Индрека, она сказала:
— Хорошо, что вовремя спохватилась, достала из узелка твои штаны да рубашки. Поизносились уже. Я даже испугалась. Ведь только что сшила тебе новые, из чистого полотна, и уже сносил! Вот она, городская-то стирка. Кто ж это тебе стирает?
— Прачка ходит,— ответил Индрек.
— Это все она виновата,— заметила мать.—У меня рубашки по нескольку лет держатся. Ты должен ей сказать, что это чистое полотно, оно и так отстирается, нечего зря тереть. Только не вздумай теперь в грязной рубахе ходить, еще вши заведутся, срам какой! Я постараюсь тебе к осени новые рубашки сшить, есть у меня тонкое полотно, осталось еще. Эти я на ночь на росе расстелю, чтоб белее были, в городе ведь этого не сделаешь.
Услышав последние слова матери, Лийне подошла и сказала:
— Значит, ты хочешь из того тонкого полотна, что 4 у тебя в ларе, Индреку рубашки сшить? Ты же мне его обещала.
— Тебе я нового натку, только и всего,'— ответила мать.
— Новое только через год будет,—возразила Лийне.
— Ну и что ж,—заметила мать,— ты же нынче зимой на конфирмацию еще не пойдешь.
— А когда же?— спросила Лийне.— Все мои ровесники нынче зимой пойдут, одна я должна позже идти?
— Подумаешь, беда какая, если ты через год отправишься, не сразу же ты замуж выскочишь.
— А я хочу нынче идти, вместе со всеми,— упрямо заявила Лийне.— Так что пусть это полотно мне остается.
— Дорогая ты моя,— стала уговаривать ее мать,— зачем ты так говоришь. Разве я тебя обделю? Индреку-то рубашки сейчас нужны, он в город уезжает. Там без рубашек нельзя, мы тут в деревне как-нибудь обойдемся и холщовой.
— Конечно,— язвительно ответила Лийне, —кто едет в город и ничего там не делает, тому надо все впервую очередь, а другие пусть подождут, им не
к спеху.