Глава XXXI   Эта тоска, по-видимому, и явилась причиной того, что Индрек начал ходить на кладбище.

—        Да, вот где его Рейн,— начал господин Шульц,прочитав молитву.— Рейн был последней мечтой моего отца, и я должен был осуществить его мечту. Я, кажется, рассказывал вам об этом, когда вы принеслимне письмо от господина Мауруса. Запомните, что явам скажу. Если у вас появится когда-нибудь заветная мечта, постарайтесь осуществить ее сами, если жевам это не удастся, тогда откажитесь от нее, покоритесь, только не полагайтесь на других. Не полагайтесь ни на брата, ни на сына, не говоря уже о сестреили дочери. Мой отец положился на меня, и чего жеон дождался? Даже на смертном одре сын лгал ему,поклялся, что отвезет тело отца на Рейн,— да, он обещал ему это. И этот сын — я. Я лгал, потому что хотел дать отцу умереть спокойно и легко, хотел, чтобыу него была счастливая смерть. Как по-вашему, хорошо я поступил?

—        По-моему, хорошо, господин Шульц,— ответил Индрек..

Вы серьезно так считаете? — спросил старик.

Серьезно,— подтвердил Индрек.

—- Сперва я тоже так думал,— продолжал старик,— но потом засомневался. Засомневался, когда увидел, что цветы зацвели на могиле отца. Я спросил себя: была ли моя ложь отцу действительно ложью из любви или же просто проявлением скрытого эгоизма? Может быть, мне тяжело было видеть мольбу и укор в глазах старика и, стремясь избавиться от этой тяжести, я солгал ему, лишь бы самому стало легче.. К судьбе отца я, быть может, оставался равнодушным, рассуждая: он все равно скоро умрет, что ему. Это во-первых. А во-вторых, даже если бы моя ложь была ложью из любви, я не вправе был прибегать к ней. Почему? Да потому, что в мире есть вещи более значительные,, более возвышенные и святые, нежели утешение умирающего, даже если этот умирающий твой отец, мать, сын, дочь или жена. Да, даже если этот умирающий твоя любовница — простите, что я говорю так, ведь вы еще очень молоды, чтобы понять меня,— да, если даже она твоя любовница, из-за которой ты сделал несчастной свою жену и детей, самого себя, даже ее ты не должен на смертном одре утешать ложью. Ведь человек, его жизнь, его страдания и муки в этом мире случайны, преходящи, ложь же вечна, поскольку ложь это не что иное, как перевернутая истина. Понимаете? Истина вечна! Истина как таковая, истина в себе. Поэтому нельзя из-за чего-то случайного, преходящего грешить против вечного. Я поясню свою мысль примером. Опять-таки должен сказать: этот пример не очень подходящий для вас, но все же я приведу его, поскольку мы стремимся к истине—это простительно. Дело вот в чем: что случилось бы, если бы каким-то образом вдруг выяснилось — я не говорю, что выяснится, я только высказываю предположение,—что в Судный день мы отнюдь не воскреснем, то есть что нет никакого воскрешения плоти, Страшного суда и тому подобного, а есть лишь могилы вроде этих и тление, превращение в прах,—

однако это и есть воскрешение плоти, ведь здесь же вырастают цветы, коль скоро их заботливо поливать. И если бы это выяснилось, что сталось бы со словом божьим? Оно оказалось бы ложью. Слово божие оказалось бы ложью, понимаете? Даже сам бог уже не был бы истиной. Но ведь человек может потерять рассудок, если представит себе, что бог тоже лжет, источник истины лжет. Что отсюда следует? Только одно: если бог тоже может лгать, то человек — единственное существо, которое никогда не смеет лгать, ни при каких обстоятельствах — должен же быть в мире хоть кто-то, кто ратует за истину. Это во-вторых, а теперь в-третьих: откуда мы знаем, что сознание умирающего после смерти угасает? А что, если правы те, кто утверждает, будто сознание продолжает жить, только мы в настоящее время еще не умеем вступать с ним в связь. Одним словом, между сознанием живых и мертвых нет контакта. Но он может быть не сегодня-завтра найден — ведь в мире открывают всевозможные вещи, почему же не может быть найден этот контакт? И что произойдет тогда? Тогда явится мой покойный отец и скажет: «Сын, почему ты солгал мне в тот раз?» Что должен буду я, как честный человек, ответить ему? Вы только подумайте, ведь меня могут похоронить тут же, рядом с ним, и я буду лежать здесь долгие, долгие годы, столетия, тысячелетия, быть может, мы будем лежать здесь рядом миллионы лет, и мой отец не переставая будет спрашивать: «Сын, почему ты солгал мне?» Как по-вашему,

1[2]345
Оглавление